Источник: https://cancerletter.com/articles/chernobyl/
Справка. Роберт Гейл – выдающийся врач и ученый, исполнительный директор клинических исследований отделений гематологии и онкологии в Celgene.
Принимал участие в ликвидации последствий аварий
— Чернобыль, 1986
— Гояния, 1987
— Токаймура, 1999
— Фукушима, 2011
Доктор Гейл прибыл в Москву через несколько дней после аварии в Чернобыле и оставался там в течении двух лет, занимаясь лечением и реабилитацией пострадавших. В четырех статьях, написанных для журнала “The Cancer Letter”, доктор Гейл счел нужным указать на существенные фактические ошибки, допущенные в сериале “Чернобыль”. Ошибки как медицинские, так и историко-политические.
Первая часть рецензии – обзорная, последующие – подробный рассказ об участии доктора в ликвидации, его отношениях с коллегами и его отношении к действиям руководства и рядовых спасателей.
На правах автора блога хочу заметить, что медицинская и научная часть обзора – вне моей компетенции. Перевод делался не специалистами, и буду благодарна за поправки и указания на неточности.
Также хочется добавить, что политическая и идеологическая оценка ситуации, сделанная доктором Гейлом, несёт вполне конкретный заряд, обусловленный 70 годами, прожитыми в США. Но тем интереснее и ценнее опыт ликвидации последствий аварии и выводы человека из иной системы.
Две недели назад HBO начал показ сериала из пяти частей об аварии на Чернобыльской АЭС, которая произошла более 30 лет назад, 26 апреля 1986 года. Основное внимание в сериале уделяется событиям, приведшим к аварии, научной, социальной и политической обстановке в Советском Союзе в то время и, в меньшей степени, непосредственным и долгосрочным медицинским последствиям аварии. Сериал силен в первом, но слабее во втором.
Хотя продюсер и сценаристы приложили немало усилий, чтобы представить фактический отчет об аварии и ее последствиях, многое из того, что показано в сюжете, вымышлено.
Я вообще не против вымысла. Попробовав себя (совершенно безуспешно) в написании киносценариев, я могу только посочувствовать необходимости делать историю интересной и увлекательной. Говорящие головы подходят для Meet the Press, но не для 5-часового мини-сериала, особенно, если вам нужно, чтобы люди каждый понедельник в течение еще трех недель включали вас, а не бейсбольный матч. Здесь нет места сложностям и нюансам.
Цель моего обзора – дать читателям «The Cancer Letter» более детальное представление о том, что произошло, подчеркивая непосредственные и долгосрочные медицинские последствия аварии на Чернобыльской АЭС.
Для начала позвольте пояснить свое участие в аварии на Чернобыльской АЭС.
Я встречался с Михаилом Горбачевым и до апреля 1986 года, в основном, мимоходом, на частых похоронах бывших советских генеральных секретарей, в том числе Юрия Андропова и Константина Черненко (которого мы безуспешно пытались довезти до Калифорнийского университета для пересадки почки). Я узнал об аварии 1 мая, когда детекторы радиации в Швеции отследили источник радиоактивного шлейфа до Чернобыля.
Понимая ограниченность ресурсов, имеющихся у моих советских коллег для эффективной борьбы с событием такого масштаба, я связался с г-ном Горбачевым через Арманда Хаммера, предложив свою помощь и помощь моих коллег из Международного регистра трансплантации костного мозга (теперь – Международный центр исследования крови и костного мозга).
Советский посол в США Анатолий Добрынин позвонил мне на следующий день, попросив приехать в Москву немедленно. Спустя две недели, я пригласил помочь еще двух коллег из Калифорнийского университета (Павла Тераски и Ричарда Чамплина) и одного коллегу из Института Вейцмана в Израиле (Яира Рейснера).
Следующие два года я провел в основном в Советском Союзе, работая с моими коллегами в Институте биофизики и клинической больнице № 6, имея дело с чуть более 200 человек с острой лучевой болезнью. В последующие 30 с лишним лет я участвовал в нескольких исследованиях долгосрочных медицинских последствий аварии – сначала в бывшем Советском Союзе, а затем в Российской Федерации, Украине и Белоруссии. Подробнее об этом в следующих статьях.
Как произошла авария?
Позвольте мне объяснить, не вдаваясь в технические детали.
Во-первых, важно понимать, что чернобыльский реактор, называемый реактор типа РБМК, довольно сильно отличается от американских и европейских реакторов. Активная зона реактора огромна – более чем в 10 раз больше.
Что еще более важно – хотя он использует воду под давлением в качестве хладагента, он использует графит, а не воду в качестве замедлителя нейтронов. Регуляторы США и ЕС отклонили эту конструкцию из-за нескольких важных проблем с безопасностью.
Операторы четвертого реактора на чернобыльском комплексе проводили эксперименты с отключением питания, по иронии судьбы, тестируя безопасность. Идея состояла в том, чтобы увидеть, как долго будут работать насосы, которые отвечают за циркулирование охлаждающей жидкости (воды), после потери мощности. К сожалению, реакторы РБМК крайне нестабильны при низкой мощности, из-за конструкции регулирующего стержня и положительного коэффициента пустот, факторов, которые ускоряют ядерную цепную реакцию и выходную мощность, если реакторы теряют охлаждающую воду.
Расщепление ядерного топлива (уран-235) в активной зоне реактора производит огромное количество тепловой энергии, используемой для преобразования воды в пар, который, в свою очередь, используется для вращения турбин и выработки электроэнергии. Затем пар охлаждается в пруду, реке или океане, и возвращается в реактор. Если активная зона реактора не охлаждается, ядерное топливо, содержащееся в циркониевых стержнях, плавится.
Поскольку охлаждение жизненно важно, все АЭС имеют резервные системы подачи электроэнергии к насосам, которые гонят охлаждающую жидкость.
Во-первых, это электричество, вырабатываемое турбинами АЭС. Во-вторых, АЭС подключены к электросети, чтобы они могли импортировать электроэнергию, произведенную на других генерирующих объектах. В-третьих, на случай полного выхода из строя всех систем, на АЭС есть дизельные генераторы (наподобие тех, что у некоторых стоят дома), спроектированные для включения в случае, если варианты 1 и 2 потерпят неудачу.
Стоит подчеркнуть, что никакое дублирование систем не дает стопроцентной гарантии. Доказательство тому – авария на АЭС в Фукусиме в 2011 году, где вышли из строя три системы одновременно.
Идея эксперимента заключалась в том, чтобы посмотреть, как долго турбины будут продолжать вращаться и обеспечивать электроэнергией после того, как в реакторе упало напряжение. Эта информация важна на случай, если террористы отрезали бы АЭС от электросети или разрушили бы резервные дизельные насосы, или оба. Джим Армитаж и я обсуждали эти сценарии в The New England Journal of Medicine.
Для эксперимента, операторы подняли графитовые стержни из активной зоны реактора, чтобы ускорить нейтроны, освобожденные из делящегося урана. Эти быстрые нейтроны не смогли поддержать цепную реакцию и реактор почти заглушился. Когда операторы в процессе неконтролируемого глушения достигли опасной точки, они получили предупреждения от множества датчиков в диспетчерской.
К сожалению, как это часто бывает в несчастных случаях, произошедших из-за человеческой ошибки, как и в случаях многих авиакатастроф (но не в случае с Боингом-737 MAX, где было наоборот), операторы доверяют себе, а не показаниям датчиков, аварийным предупреждениям, или руководству по технике безопасности. Операторы действовали, опираясь на свое понимание того, что происходило в активной зоне реактора. Их последующие действия в попытках вернуть контроль над реакцией деления, были как нажатие на газ, а не на тормоз. Все эти факторы способствовали неконтролируемому выбросу энергии, который привел к разрушению четвертого реактора Чернобыльской АЭС.
Скачок мощности вызвал внезапное увеличение температуры, что привело к разрыву некоторых напорных труб, содержащих топливо. Частицы горячего топлива вступили в реакцию с водой и вызвали паровой взрыв, который поднял крышку реактора в 1000 тонн, разорвали остальные напорные трубы и вызвали второй взрыв газообразного водорода (аналогично тому, что вы, возможно, видели в Фукусиме по телевизору), разрушив окружающее здание.
Из-за того, что Чернобыльский реактор РБМК-типа так велик, было невозможно заключить активную зону реактора в изолирующую капсулу, как большинство реакторов западного дизайна. Поэтому, когда ядро взорвалось, радиоактивное топливо сразу же попало в окружающую среду.
Вы можете спросить, почему Советский Союз выбрал более опасный тип реактора. Ответ – реактор типа РБМК может производить электроэнергию, а также оружейный плутоний. Напомню, это было во время Холодной войны.
Когда реактор взорвался, ядерные топливные стержни содержали порядка 200 различных радионуклидов – накапливающихся в активной зоне продуктов деления урана. Их всех разбросало по земле.
Некоторые радиоактивные газы, такие как йод-131, были выброшены на высоту более одного километра (в нижнюю тропосферу) и были разнесены ветрами, сначала в направлении северо-запада, а чуть позже по всему северному полушарию (ветры двух полушарий не смешиваются).
Когда аварийные службы прибыли на то, что они считали обычным пожаром, вызванный горящим графитом, люди попали под воздействие излучений от фрагментов ядерного топлива, радиоактивных газов и аэрозолей, а также получили травмы термического и химического происхождения. Двое рабочих были убиты взрывами.
Одним из акцентов первого эпизода сериала было отсутствие прозрачности и попытки скрыть аварию. Ни автор, ни продюсер, ни я не были в Чернобыле, когда произошла авария. Я приехал через несколько дней.
Однако любой, кто посмотрит на разрушенное здание реактора, массу противопожарного оборудования и персонал, стремящийся в реакторный комплекс – дым от пожара хорошо виден из Припяти, примерно в 4 км и т. д. – я не могу представить, чтобы кто-нибудь пытался скрыть всё это.
Это все равно что стоять в нижнем Манхэттене после разрушения Башен-близнецов и делать вид, что проблем нет.
Все правительства пытаются придержать плохие новости, подобные этой. Я не пытаюсь оправдать советское правительство, но я вижу довольно небольшую разницу между первоначальной реакцией правительства США на аварию на Три-Майл-Айленде (TMI), реакцией правительства Японии на аварию на Фукусиме-Дайичи и советской реакцией на Чернобыль.
Все АЭС имеют пожарные подразделения. Когда пожарные вошли в чернобыльский комплекс рано утром 26 апреля 1986 года, из-за быстрого появления тошноты и рвоты, они сразу поняли, что это был не просто обычный пожар. Многие рассказывали мне о своем опыте после того, как они были доставлены в нашу больницу в Москве один-два дня спустя. Суть в том, что хотя Советы, возможно, и не хотели сообщать об обстоятельствах и масштабах аварии, все знали, что всё плохо.
В следующем выпуске я расскажу в деталях о реакции на эти события со стороны операторов и службы неотложной помощи, а также непосредственных медицинских последствиях.
Сериал Чернобыль: факты и фикция. Часть II
Leave a Reply